Чёрт возьми, я его дописала...

[KaMea]

Название: Стрела Эроса, или Дорога любви.
Автор:КаМея
Фэндом: Александр
Пейринг: Александр/Барсина
Рейтинг: PG
Жанр: Missing scenes, гет
Дисклеймер: Герои принадлежат истории и Стивену Прессфилду. Я не извлекаю никакой выгоды.
Саммари: История любви Александра и Барсины. Фик написан по роману С. Прессфилда "Александр Великий. Дорога славы". Многочисленные модернизмы предусмотрены авторской вселенной.
Первая часть выкладывалась тут

1.
Ты просишь побольше рассказать о Барсине, Итан? Чтобы лучше узнать меня, говоришь ты? А ещё ты хочешь знать, какова была соперница твоей сестры: ты боишься, что я могу вернуться к ней и оставить Роксану – я рассказывал уже, как менял жён мой отец; что, если и я последую его примеру?
Не притворяйся, Итан, у тебя это неплохо получается, но меня ты не обманешь. Тебе нужен опыт Александра, непобедимого как в делах военных, так и любовных, хотя последних, надо признать, было куда как меньше. Что ж, мой юный друг, я научу тебя и этому.
Ты знаешь, что отец Барсины Артабаз, сатрап Фригии Геллеспонтской и командующий всеми персидскими войсками в Малой Азии, отказался подчиниться требованию Артаксеркса Оха распустить войска и поднял против него восстание. После его разгрома он бежал в Македонию; было это на седьмом году правления моего отца. (1) Меня, четырёхлетнего, несколько дней было не оттащить от гостей из далёкой загадочной Персии. Ты слышал о том, как я, будучи ещё ребёнком, принимал в отсутствие отца персидских послов и расспрашивал об их царе и его армии, о дорогах и расстояниях между городами и тому подобном? Это выдумки, Итан: обо всём я уже давно знал от Артабаза. Хотя принимать послов мне действительно случалось, и, скажу не хвастаясь, я справлялся с этим не хуже взрослых.
Его сыновья: Кофен, Ариобарзан, Арсам – нет надобности перечислять тебе весь их десяток – стали товарищами моих детских игр, дочери же подружились с моими сёстрами. Барсина была любимицей отца; он дал ей греческое воспитание и всячески выделял среди дочерей. Для меня же она поначалу ничем не выделялась среди прочих обитательниц женской половины нашего дворца, и я совершенно не замечал в ней ума и благородства, которые неустанно расхваливал Артабаз. Всё переменилось в один день.
В тот день я сбежал от учителей и с друзьями отправился на озеро искупаться. Я учился легко и охотно, но в жару плескаться в воде куда приятнее, чем заниматься геометрией или музыкой. На обратном пути под ноги мне попалась дохлая рыбина, я подобрал её и засунул за шиворот Селевку. Он бросился на меня с кулаками, и несколько секунд спустя на берегу кипело настоящее сражение, а оружием нам служила всё та же рыба, которой там валялось немало. Метательный бой перешёл в рукопашную свалку, и мы дрались, пока окончательно не выбились из сил. Одним словом, день удался на славу.
Когда мы возвращались обратно, признать в нас царевича и детей знати вряд ли было возможно. Мы были покрыты синяками и ссадинами, перемазаны грязью, облеплены рыбьей чешуёй, а наши хитоны превратились в лохмотья. Стоявший на часах анфемунтец по прозвищу Волчий Хвост (за то, что носил его на шлеме вместо традиционного лошадиного) даже хотел шугануть прочь нахального голодранца, но, узнав сына своего царя, только покачал головой:
- Леонид спустит с тебя шкуру, если увидит таким.
Мне и так была гарантирована порка за прогулянные уроки, поэтому не имело значения, в каком виде я предстану перед наставником. Но не ходить же по дворцу этаким поросёнком, и, проходя через сад, я решил умыться в небольшом фонтанчике, устроенном возле стены. Вытрясти из волос рыбью чешую было непросто, и я так увлёкся, что не услышал шагов позади себя.
Воин, а тем более царь, всегда должен быть начеку, Итан. Никогда не позволяй себе расслабиться, потерять бдительность – даже у себя дома, даже у себя в спальне. Это было одно из первых наставлений, данных мне отцом, и я всегда следовал ему. Тот раз стал одним из немногих исключений, и мне до сих пор за него стыдно, хоть всё и обошлось: меня всего-навсего треснули по макушке папирусным свитком.
Я обернулся и остолбенел, увидев перед собой Барсину.
Она узнала меня и глаза у неё стали размером с килики.
- Царевич Александр?! О боги, ты похож на... на... Я подумала, что во дворец забрался бродяжка и собирается что-нибудь украсть.
- И заодно решил умыться?
- Да, это было глупо... Тебе больно?
- Пустяки, одной шишкой больше, одной меньше – какая разница? Но почему ты не позвала на помощь?
Барсина вскинула голову, глаза её сверкнули.
- В моих жилах кровь воинов и царей! Я была уверена, что сумею справиться.
Я смотрел на неё с восхищением. Таков, видно, рок Аргеадов – любить женщин с бешеным норовом. Я очень люблю свою мать, но в детстве порой думал, что отец был пьян, когда решил просить ее руки – и, должно быть, не трезвел до самого брачного пира, иначе бы никакие политические соображения не заставили его жениться. Однажды я спросил его об этом.
- Тот же вопрос я задавал своему отцу, - усмехнулся Филипп, - и он ответил: «Хочешь иметь сына льва – женись на львице». Повзрослев, я его понял; поймёшь меня и ты.
Моя бабушка Эвридика, прозванная Дикой, убила в борьбе за трон двоих сыновей (2), а о матери я тебе уже рассказывал. Достигнув брачного возраста, я понял, что отец и дед были правы и, как и они, решил найти себе подобную жену, чтобы она подарила мне достойных сыновей. Только в Македонии, да и во всей Европе, женщин вроде моей матери и бабушки уже не осталось, и пришлось мне пройти почти всю Азию, прежде чем я встретил твою сестру. Когда я увидел, как она плывёт в танце, похожая на подкрадывающуюся к жертве пантеру, то понял, что наконец нашёл себе подходящую пару.
- Такими ручками только муху пришибить можно, - сказал я, взяв её хрупкую кисть, не знавшую ничего, кроме музыкальных инструментов и письменных принадлежностей. Окажись на месте Барсины моя единокровная сестра Киннана, в обращении с оружием не уступавшая мужчинам, мне бы пришлось гораздо хуже.
Она посмотрела на мои разбитые в драке костяшки пальцев. - Немного повздорил с друзьями, - пояснил я.
- У меня есть мазь для ссадин, я сама её делаю, - Барсина с гордостью показала мне папирус. - Ксенофонт говорит, что хорошая жена должна разбираться в медицине.
- О, ты читаешь «Ойкономику»?
- Там есть много полезного о хозяйстве, и о том, какой должна быть идеальная жена. А я хочу быть достойной славного Ментора. Пойдём, я обработаю твои знаки доблести.
- Терпеть не могу, когда надо мной причитают.
- А разве я над тобой причитаю?
И я подчинился Барсине – пусть лучше она помажет чем-нибудь мои синяки, чем это будет делать моя кормилица Хелланика, которая над каждой царапиной охает так, словно я получил удар мечом. Мы заговорили о Ксенофонте, и моё восхищение стало ещё сильнее, когда я узнал, что Барсина читала мою любимую «Киропедию».
До любви, конечно, было ещё далеко - мне было десять лет, Барсина была несколькими годами старше и относилась ко мне как к младшему брату; я тоже видел в ней сестру и товарища. Мы говорили о книгах и вместе упражнялись в музыке. У меня отличный слух и я превосходно умел играть на струнных инструментах, но почти забросил их после того, как отец сказал, что царю стыдно так хорошо играть. Но Барсина не считала это неприличным и часто просила сыграть ей что-нибудь; я не отказывал. Также она любила слушать моё пение – мой голос ты сам имеешь возможность оценить, мой юный друг, но всё же не могу не сказать, что мой учитель музыки не раз сожалел о том, что я царский сын: я мог бы прославиться на всю Элладу. Я, разумеется, предпочитал военные гимны, но иногда, чтобы порадовать Барсину, пел ей что-нибудь лирическое. Она приводила меня в порядок после драк безо всяких упрёков и просьб быть осторожнее; так я избавился от причитаний Хелланики.
Так прошло около трёх лет. Вскоре после того, как мне исполнилось тринадцать, в Пеллу приехал Ментор, командовавший тогда наёмниками в отложившемся от Персии Сидоне. Барсина была давно обещана ему в жёны; ждали только, когда она достигнет брачного возраста. Поскольку этот возраст давно наступил, Ментор решил, что настала пора Артабазу сдержать своё слово. Артабаз поначалу возражал: положение Ментора было слишком неопределённым, и если бы Сидон снова попал под власть персов, его семье не пришлось бы ждать пощады. В конце концов, они договорились: Барсина выйдет за Ментора, но останется с отцом в Македонии до тех пор, пока положение её мужа не упрочится. Сыграли свадьбу, и Ментор отбыл обратно в Сидон.
Прошло ещё несколько месяцев. Я уехал в Миезу; Барсина родила дочь Поликлею (3); Ментор сдал Сидон персам, получил прощение и стал выпрашивать его и для своей семьи. Артаксеркс отказывался: он был слишком сердит на непокорного сатрапа.
В Пеллу я выбрался только через полтора года. Мне не хотелось уезжать из Миезы, где я чувствовал себя совсем взрослым, но выносить упрёки матери стало просто невмоготу, да и, сказать правду, я уже начинал скучать.
За время моего отсутствия я почти не вспоминал о Барсине, но по дороге в Пеллу не раз представлял, как покажу ей специально отредактированный для меня Аристотелем экземпляр «Илиады», которую к тому времени я знал уже наизусть. Да, мой юный друг, я знаю наизусть «Илиаду» и большие куски из «Одиссеи». Когда-нибудь я и тебе их почитаю. Барсина разделяла мою любовь к Гомеру, так что у нас была неиссякаемая тема для разговоров. И на следующий день после приезда я отправился к ней.
Барсина с моей сестрой Клеопатрой сидела на скамье под кустом жасмина и смотрела, как кормилица учит ходить малышку Поликлею. Всё происходило как раз возле того самого фонтанчика, и опять мы с удивлением смотрели друг на друга.
Надо сказать, Итан, что в детстве Барсина была совершенно невзрачной: тощая, как сушёная рыбина и выглядела гораздо младше своих лет. Мне тогда её внешность была совершенно безразлична: я ведь был мальчишкой и смотрел на неё скорее как на сестру. Но после рождения ребёнка Барсина дивно расцвела и похорошела, а я был уже достаточно взрослым, чтобы оценить её как женщину.
- Ты стал совсем взрослым, настоящим воином, - тихо сказала Барсина, опустив глаза.
- Я уже командовал пехотным отрядом! Сейчас я расскажу, как воевал с фракийцами, а потом почитаю тебе «Илиаду». Посмотри, этот список сделал для меня Аристотель, там исправлено...
- Я пойду, - Клеопатра поднялась с места. - Вчера ты уже достаточно помучил меня войной и Гомером. Спору нет, царевна должна в этом разбираться, но слушать целыми днями – уж увольте. Как ты ещё мозоль на языке не натёр?
- Пожалуй, я тоже пойду, - Барсина хотела последовать за ней. - Надо отвести Поликлею в комнату, ей не стоит так долго находиться на воздухе. Расскажешь в другой раз.
- А рабыня на что? Ты же не собираешься сама возиться с ребёнком? А у меня есть для тебя столько рассказов!
В пылу битвы раненый порой не сразу ощущает боль и продолжает сражаться; так же бывает и с теми, кого поразила стрела проказника Эроса. Я расписывал поход на фракийцев не хуже Гомера, только что в прозе, и многие ораторы Эллады могли бы позавидовать моему красноречию, но мои старания были напрасны. Барсина сидела молча и рассматривала свои руки, лежавшие на коленях, словно ничего интереснее и не было на свете.
- Почему ты молчишь? - Не выдержал наконец я.
- Я ведь женщина и мало смыслю в делах военных.
- Если тебе что-то непонятно, я расскажу заново.
- В другой раз, я устала.
- Если не хочешь говорить о войне, я почитаю тебе «Илиаду», исправленный список, я говорил тебе...
- Завтра почитаешь, оставь меня! - И она убежала.
Вне себя от возмущения, я отправился к Гефестиону.
- Ей со мной скучно! Раньше мы говорили часами, а сегодня она сидела молча. И даже глаз не подняла. Даже Гомера отказалась слушать!
Гефестион пихнул меня локтем в бок.
- Осторожней, она замужем.
Ты спрашиваешь, не ревновал ли Гефестион? Я ведь объяснял тебе суть наших отношений; очевидно, ты плохо её понял. Мы одно целое, Итан. Однажды я спросил Аристотеля, что такое дружба; он ответил: «Одна душа в двух телах». Ко мне и Гефестиону это относится в полной мере. У нас были другие мужчины и женщины, и в постели, и в сердце, но душой мы были едины. А разве душа может ревновать тело?
- Что за вздор! - Закричал я. - Барсина мне... - Я хотел сказать «как сестра», но в эту минуту понял, что это совсем не так. – Она меня не любит. - В отчаянии заключил я.
- А ты её спрашивал? – Гефестион был как всегда рассудителен.
- Но она даже смотреть на меня не хотела.
- Или просто была смущена. Барсина порядочная женщина, она не бросится первая в твои объятия. Что она сказала – завтра?
Для меня снова засияло солнце. Отчего я решил, что не нравлюсь Барсине? А если это и так – я заставлю её полюбить меня. Я завоюю её! Ты сам можешь судить, каков я сейчас; но уже тогда по мне вздыхала половина Пеллы. Барсине передо мной не устоять!
Она и не устояла.
Осада была недолгой. На другой день я читал Барсине «Илиаду», а она, как и накануне, молчала, глядя в землю. Прочитав немного, я пропустил несколько кусков и возобновил чтение с того момента, когда Ахиллес оплакивал разлуку с Брисеидой.
- Говорил, что знаешь наизусть, а споткнулся на первой же песне.
- Хотел поскорее добраться до любимого места.
- Чем же оно тебе нравится?
- Я знаю, что испытывал тогда Ахиллес. - Только перед первым боем у меня так колотилось сердце. - Я буду так же страдать, когда ты уедешь. Ведь твой муж скоро выхлопочет у царя прощение.
Она покраснела до самых ушей и вскочила.
- Ты сошёл с ума!
- От любви! - Я схватил её за руки. - Ты откроешь мне дверь этой ночью?
- Ты сошёл с ума! - Повторила Барсина, вырвалась и бросилась прочь.
Я провёл один из самых долгих дней моей жизни, мучаясь вопросом: отказ это или нет? Проверить был только один способ.
Она открыла.
С тех пор я стал приезжать в Пеллу каждый месяц. Все, конечно, понимали, зачем я езжу, и ломали голову, к кому. Впоследствии некоторые всё же догадались, а может быть, подсмотрели, – иначе, откуда пошли слухи, что Барсина была моей первой женщиной – но, по крайней мере, Ментор никогда об этом не узнал.
Правда ли, что она была у меня первой женщиной? Пожалуй, что так, Итан. Наша любовь с Гефестионом уже вошла в полную силу, но с женщиной я ещё не был – рабыни в Миезе в счёт не идут.
Наше счастье оказалось коротким. Через несколько месяцев пришло письмо от Филиппа. Среди прочих новостей отец писал, что Артабаз наконец получил помилование и возвращается на родину. Я ожидал разлуки – уже вся Ойкумена знала, что Ментор подчинил Персии Египет, шестьдесят лет бывший независимым. Теперь Царь Царей вряд ли откажет ему в чём-либо. Но я не был к ней готов. Тем более я не ожидал, что Артабаз сорвётся с места, словно бегун на Олимпийских играх, ведь было самое неподходящее для плавания время – середина зимы, и навигация давно закрылась.
Совершенно не владея собой, я вылетел из дому, вскочил на коня и погнал его так, будто меня преследовали Эринии. Я не знал, что собираюсь делать. Я лишь хотел ещё раз увидеть её.
Я успел. Почти к самому отплытию корабля. И только увидев Барсину на берегу, понял, что даже не смогу с ней проститься – как было это сделать в присутствии её отца, сестёр и братьев и Мемнона? Мне оставалось только пожелать им счастливого пути. Они отвечали вежливо, но сухо. Мы все понимали, что если и встретимся вновь, то уже врагами.
- Ты хорошо усвоил всё то, чему я тебя учил, - сказал Мемнон, - и я горд тем, что вырастил достойного соперника. До встречи в бою.
- Ты не будешь разочарован, - заверил я. - Но почему вы уезжаете так рано? Пускаться в плавание среди зимы – просто безумие!
- Я уже десять с лишним лет в изгнании, - вздохнул Артабаз, опустив глаза. - Когда тебе придётся надолго покинуть родину, ты поймёшь.
Я обнялся по очереди с его сыновьями и сказал что-то приличествующее случаю дочерям - всем вместе. Барсина сделала вид, что ее покрывало откинуло ветром, и мы обменялись беглым взглядом – вот и все наше прощание. И они взошли на корабль.
Я провожал взглядом полосатый парус, пока он не растаял в свинцовых зимних волнах, а потом сел на песок и разрыдался, как Ахиллес, когда от него увели Брисеиду.
И всё-таки где-то в глубине моей души теплилась надежда. Ахиллес вернул себе Брисеиду; может быть, и мне боги позволят снова увидеть Барсину?

1. 352 г. до н.э.
2. По Юстину.
3. Имя и время рождения дочери Ментора и Барсины вымышлены.

Продолжение в комментах.